Археоботаника на Терском берегу

Человек изменяет природу, даже когда не предполагает этого. Сотни лет поморы расселялись по берегу Кольского полуострова: строили жилища, ловили рыбу, пасли скот и в значительно меньшей мере сажали овощи и злаки. Села вырастали в устьях рек, а рыбацкие стоянки-тони – на каждом удобном участке берега. С собой люди приносили новые растения, привозили новых животных, возделывали почву. Вокруг селений возникла новая экосистема, следы которой остаются и после ухода человека.

Реконструкцию условий окружающей среды по растительным и животным остаткам называют палеоэкологией. А как назвать реконструкцию человеческого прошлого по современным растениям? Может быть, археоботаника?

Старший научный сотрудник Полярно-альпийского ботанического сада-института им. Н.А. Аврорина и Института проблем промышленной экологии Севера Михаил Кожин с командой единомышленников поставил перед собой серьезную задачу: выяснить, как повлияла жизнь и хозяйственная деятельность поморов на растительность Терского берега, и определить, что может ожидать современные экосистемы в случае появления новых инвазивных видов – агрессивных «пришельцев», которые могут нарушить сложившийся баланс. Грант на такое исследование выделило Русское географическое общество.

Команда провела много времени, изучая архивные документы, историческую литературу, карты и гербарий. Ученые сформулировали закономерности, по которым менялась дикая природа под влиянием поморов, и подготовили список предполагаемых видов-индикаторов, способных указать следы пребывания человека. Летом 2022 года в полевых условиях они начали проверку этих закономерностей.

Протяженность Терского берега – около полутысячи километров, а тони могли располагаться довольно близко: от пятисот метров до десяти километров друг от друга. Исследования охватывали огромную площадь, и чтобы все успеть, ученые разделились. Михаил Кожин и заместитель директора Кольского научного центра по научной работе Евгений Боровичев исследовали окрестности села Кашкаранцы, Турий полуостров и заброшенное поселение Порья Губа. Ведущий инженер Института проблем промышленной экологии Севера Анна Разумовская и ассистент МГУ им. М.В. Ломоносова Ксения Попова изучали растения и условия их жизни в деревне Кузрека и селе Чаваньга. А научный сотрудник Полярно-альпийского ботанического сада-института Наталья Кириллова путешествовала по обширной площади вокруг села Сосновка Ловозерского района.

- Мы обследовали флористический состав 94 тоней, – рассказывает Михаил Кожин. – Удалось определить, где раньше располагалось более ста тоней, выполнить 233 геоботанических описания разных площадок с разными условиями использования и собрать более тысячи листов гербария, который мы сейчас определяем. Первые результаты: выделили шесть новых для Мурманской области видов. Как это ни удивительно, именно в местах хозяйственной деятельности поморов мы выявили редкие охраняемые виды. Это говорит о том, что жизнь поморов хоть и преобразовывала природу, ее при этом не разрушала. Человек на протяжении десяти веков гармонично сосуществовал с природой и изменял ее, а она как-то изменяла его быт.

Родители Натальи Кирилловой живут в поморском селе Сосновка. Вместе с отцом, потомственным помором, Наталья Руслановна исследовала территорию на шестьдесят километров к северу – почти до устья реки Поной – и на сорок километров к югу, до устья реки Пулоньга. Она обследовала 28 тоней. Некоторые из них очень старые. Следов почти не сохранилось, однако растения помогают разобраться в их истории.

– Фотографировали мы все, что можно было – и какие-то интересные экземпляры, и неясные виды, и места, вызывающие вопросы, чтобы в дальнейшем понять, что на них располагалось, – вспоминает Наталья Кириллова. – И попадалось много удивительного. Например, Красный нос – первая тоня, которую мы посетили – находится уже на севере, где начинается граница тундры. Но мы обнаружили там очень богатые луга. Из всех описанных тоней по видовому составу она оказалась само богатой: более пятидесяти видов травянистых растений. Раньше я много занималась водной флорой, и для меня настоящим подарком стало озерко на берегу у тони Золотуха с большим числом разнообразных водных растений. Рядом с этой тоней удалось найти горец большой, нечастое в здешних местах растение.

– А вот это, – Наталья Руслановна показывает фотографию невысокой кольцевой стенки из камней, – встретилось нам на берегу моря в губе Красные Щелья. Поспрашивала у старожилов, они говорят, что это было уже давно, никто не помнит, когда это построено. Возможно, это какое-то сооружение саамов: сверху, может быть, ставили вежу и рыбачили. Находится оно на берегу, его не заливает ни при приливе, ни при шторме, выход направлен к воде. Очень неожиданная постройка.

Отец объяснял Наталье назначение встреченных сооружений и их остатков. Например, бревна, к которому привязывали сети, специального окошечка, через которое можно вытягивать невод из воды, не покидая тони. Кстати, практически все постройки на берегу сделаны из плавника – дерева, выброшенного морем.

– Сейчас плавника стало гораздо меньше, – поясняет ботаник. – Раньше много «прибывало» с Архангельского берега. Его использовали и на дрова, и на строительство. Деревьев, которые можно применить при постройке, на Терском берегу немного.

Наталья каждый год приезжает в Сосновку и может наблюдать, как человек продолжает изменять природу и как она берет свое, когда уходят люди:

– Двадцать лет назад прекратили разрабатывать поля. И было видно, как менялся видовой состав на этих полях. Сейчас там преобладают злаки – не те, что были на полях, когда их возделывали, и совсем не те, что росли здесь до начала распашки полей.

– Помимо ботанических задач нашей работы были еще и поисковые, – рассказывает Михаил Кожин. – По косвенным ботаническим признакам мы пытались установить, где именно располагались какие-то объекты, потому что на картах много чего не указано. Люди там давно не живут, и все уже заросло травой. И только ботаник или археолог может понять, что здесь было: дом, сенница или что-то иное.

– У нас было три задачи, – объясняет Ксения Попова. – Первая задача – краеведческая. Мы с Анной сами не являемся поморами, поэтому для нас как для ботаников было очень важно разобраться, как устроен быт и промысел поморов и в деревнях, и на тонях. Растительность – это ключ к познанию. Все аспекты деятельности так или иначе на нее влияют, и нужно было понять, что это за аспекты. Во время подготовки к работам мы узнали много нового. Например, что такое лéдник (кустарный холодильник) или сетница (маленький сарай без окон с очень низким потолком и широкой дверью, возведенный на метровых сваях, чтобы защитить хранящиеся в нем сети от воды и мышей).

Второй задачей стало выявление флоры. На каждом участке ученые составляли полный флористический список: перечисляли все сосудистые растения, которые смогли обнаружить. Это очень сложная задача. Она требует огромной усидчивости и внимательного поиска, потому что некоторые виды «в лицо» неразличимы, и их нужно рассматривать с бинокуляром или вообще под микроскопом, чтобы отличить друг от друга.

– Мы собрали, закладывали в гербарный пресс, высушили растения. Получилась стопка гербарных листов минимум полутораметровой высоты! – продолжает Ксения Борисовна. – Не знаю, сколько их: всего семьсот или полторы тысячи. В любом случае, объем огромный, и работа по определению видов продолжается до сих пор. Уже составлен общий флористический список, Михаил Николаевич сообщил о том, какие краснокнижные виды он выделил. Но это далеко не все! В дальнейшем флористические данные можно подвергнуть математической обработке, например, смотреть, как отличается флора тони действующей и тони заброшенной, расположенной на скалах или на песке, определять, как влияет на видовой состав характер хозяйственного использования земель – и нынешнего, и происходившего ранее. Очень много факторов, которые можно будет при конкретном анализе учитывать, чтобы понимать, какие факторы являются ведущими при формировании флоры.

Не все краеведческие данные одинаково хорошо поддаются анализу, однако ученые уже выяснили, что постройки определенного назначения оказывают совершенно определенное влияние на растительность.

Растительный мир, который нас окружает, можно интерпретировать не только с точки зрения флоры, то есть перечня видов, произрастающих на том или ином участке, но и с точки зрения растительности, то есть сообществ, в которых все организмы связаны между собой и занимают определенные ниши в зависимости от условий. Не все виды могут расти вместе: одни строго связаны с грибами или с бактериями, на другие серьезно влияет наличие каких-то животных. Третья задача, которую ученые поставили перед собой, – это определение растительных сообществ.

– Тут очень важно понимать, косили на этом участке или не косили. – объясняет Ксения Попова. – Выпасали ли здесь раньше скот или нет. А сейчас – косят? Вид может присутствовать на тоне в единичном экземпляре, а может доминировать. Экологические условия будут при этом совершенно разные.

– Мы не могли понять, почему к развалинам оказался приурочен щитовник (папоротник рода Dtyopteris), – говорит Анна Разумовская. – Михаил Николаевич обратил наше внимание на то, что этот папоротник довольно часто растет на разрушенных тонях. Непонятно, почему. Растение не антропохорное, то есть не следует за человеком, как иван-чай, и от него не зависит. В зависимости от вида предпочитает лес или скалы, но никак не луга. Когда мы начали его изучать, выяснилось: щитовнику очень важен высокий уровень снега и долгое сохранение этого уровня. С побережья снег быстро выдувает, он раньше тает, в общем, на «диких» территориях его уровня для комфортной жизни этого папоротника недостаточно. А вот в развалинах остается то, что называется снежным забоем, и вот в этих местах долгого лежания снега он прекрасно растет.

Примерно такие же условия – долго остающийся снег, защита от ветра – делают развалины благоприятным местом для можжевельника. Ученые уверены: в процессе изучения появится еще много интересных результатов. Но большая часть работы еще впереди.